Накануне Дня победы Фонд «Демократические инициативы» провел опрос среди украинцев – спрашивал, что они думают о Дне Победы, о том, когда его лучше отмечать – 9-го или 8-го мая, как расценивают события, происходящие в годы войны на Западной Украине, какова роль Сталина в победе над Гитлером.
Результаты опроса показали, что история по-прежнему разъединяет нас, и значительная часть населения страны продолжает жить не в мире фактов, а в царстве мифов, скрупулезно создаваемых советской пропагандой все годы после войны.
32% граждан Украины не считают 8 мая Днем победы, несмотря на то, что именно в этот день была подписана капитуляция Германии.
52% украинцев продолжают считать победу над Германией исключительной заслугой СССР и отказываются делить эту победу со странами Антигитлеровской коалиции.
22% наших соотечественников не хотят признавать, что Украинская повстанческая армия боролась за независимость Украины (44% признают этот исторический факт, остальным – все равно).
Я, как и миллионы украинцев, долгие годы была на стороне тех, кто живет в мире мифов. Мой дед Яков Рогожин погиб подо Ржевом, когда ему только-только исполнилось 18 лет. Он для меня герой Великой Отечественной войны - мифологизированной войны, где все солдаты – герои, а генералы – мудрые и бесстрашные, самые лучшие стратеги на земле.
В моей воображаемой войне солдаты бросались с ружьем на танки, закрывали грудью амбразуры со словами «За Родину! За Сталина». Я прикалывала георгиевскую ленточку на грудь 9 Мая, думая, что так я чту память о войне и своем дедушке, Якове Рогожине.
Уже в 2000-х, я узнала, что за ужас был – этот Ржев. Голых-босых, необученных, плохо вооруженных солдатиков бросали, как мясо, на убой, под немецкие танки. Сотнями тысяч! Тысячу за тысячей, тысячу за тысячей… Без тактики, без укрытий, часто с одной винтовкой на двоих.
Мой дед погиб подо Ржевом. И его мать, моя прабабушка, так и умерла, не зная, где он похоронен.
Его призвали, когда ему еще не исполнилось 18 лет. Два месяца он провел в учебке. И погиб в первом же бою, 15 августа 1942 года. А мог бы жить. Он имел бы шанс выжить на этой войне, если бы не Жуков.
«Штурм. Штурм. Штурм. В лоб. По той же схеме, что и вчера. По той же программе. По пять атак в день. По семь. По десять. На те же высотки. Месяц за месяцем. С января по август. Вперед! С нами Жуков! Для проведения этой грандиозной операции были собраны силы большие, чем для проведения контрнаступления под Сталинградом. Под командованием Жукова на этот раз - почти 2 миллиона солдат и офицеров, 3300 танков, более тысячи боевых самолетов, 24 тысячи орудий и минометов. Суммарный боевой вес советских танков, привлекаемых к этой операции, почти в 3 раза превышал боевой вес всех германских танков, которые Гитлер 22 июня 1941 года бросил на Советский Союз. И вот эту операцию в ноябре-декабре 1942 года Жуков снова провалил», - писал в своей книге «Ржев. Неизвестная битва Жукова» Виктор Суворов.
Так начинался мой путь к переосмыслению всего того, что я знала о войне раньше. А потом, лет 6-7 назад, мне попалась книга фронтовика Николая Никулина.
Знаете, кто такой Николай Никулин? Да никто - простой мальчишка, которого призвали на войну сразу после школы. Он попал на самые кровавые участки Ленинградского и Волховского фронтов, дважды был ранен, четыре раза контужен. Дошел до Берлина. Простой солдат. Пехота.
Никогда он не был писателем. Никаких книжек о войне он издавать не собирался. Затаил в себе весь тот ужас, который пережил, как и миллионы таких же, как он.
«Мемуары, мемуары... Кто их пишет? Какие мемуары могут быть у тех, кто воевал на самом деле? У летчиков, танкистов и прежде всего у пехотинцев? Ранение — смерть, ранение — смерть, ранение — смерть и все! Иного не было. Мемуары пишут те, кто был около войны. Во втором эшелоне, в штабе. Либо продажные писаки, выражавшие официальную точку зрения, согласно которой мы бодро побеждали, а злые фашисты тысячами падали, сраженные нашим метким огнем. Симонов, «честный писатель», что он видел? Его покатали на подводной лодке, разок он сходил в атаку с пехотой, разок — с разведчиками, поглядел на артподготовку — и вот уже он «все увидел» и «все испытал»! (Другие, правда, и этого не видели.) Писал с апломбом, и все это — прикрашенное вранье. А шолоховское «Они сражались за Родину» — просто агитка! О мелких шавках и говорить не приходится», - говорил Никулин.
Спустя 30 лет после войны Николай Никулин оказался в одном из сел, где велись жестокие бои. И нашел гору непохороненных останков. Штабеля костей героев, защищавших Родину, память которых так бравурно - на словах - чтят потомки, спустя 30 лет после Победы лежали не преданные земле. Без памяти и без чести.
И тогда он начал писать. Настоящую, а не придуманную, героизированную правду о войне.
Его книга "Воспоминания о войне" десятки лет лежала в столе, ненапечатанная. Никто не решился бы ее публиковать. А напечатали впервые за полтора года до смерти автора, уже после развала Советского Союза:
«Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа...
Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет.
Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь...»
«Поразительная разница существует между передовой, где льется кровь, где страдание, где смерть, где не поднять головы под пулями и осколками, где голод и страх, непосильная работа, жара летом, мороз зимой, где и жить-то невозможно, — и тылами. Здесь, в тылу, другой мир. Здесь находится начальство, здесь штабы, стоят тяжелые орудия, расположены склады, медсанбаты. Изредка сюда долетают снаряды или сбросит бомбу самолет. Убитые и раненые тут редкость. Не война, а курорт!
Те, кто на передовой — не жильцы. Они обречены. Спасение им — лишь ранение. Те, кто в тылу, останутся живы, если их не переведут вперед, когда иссякнут ряды наступающих. Они останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организаций ветеранов. Отрастят животы, обзаведутся лысинами, украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал!
Они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле. Как все было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И то, что война — ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку…»
Да, мы все по-разному помним ту войну. Для одних это героические победы Великой Отечественной и «можем повторить». А для других…
Знаете, почему во Львове немцев в 41-м встречали как освободителей?
В 1939 году, когда Гитлер и Сталин разделили Польшу, Львов оказался в советской зоне оккупации.
На фото - подписание пакта Молотова-Риббентропа о дружбе между СССР и Германией. Секретная часть документа содержала план о совместном разделе Европы и распределении сфер влияния.
Львов был преуспевающим европейским городом. И вдруг местное население столкнулось с дефицитом всего. Вмиг куда-то пропали одежда, продукты. Но самое страшное не это. Историк Ян Томаш Гросс обнаружил, что за 1939 — 1941 годы СССР уничтожили во Львове невинных людей в четыре раза больше нацистов — на вдвое меньшей территории.
Гитлер уничтожал евреев, а Сталин – поляков, причем поголовно. Поэтому когда в 1941 году Гитлер разорвал в одностороннем порядке договор с СССР и захватил всю Польшу, включая Львов, местные жители думали, что Гитлер освободит их от сталинских репрессий, а потому и встречали с цветами. Кто кинет в них камень? Только тот, кто не знает, что такое репрессивная машина НКВД.
На фото - советские танки вошли в польский город Раков
Во Львове быстро прозрели. Но это уже никого не могло спасти. После войны в городе не осталось ни поляков, ни евреев, ни армян. До 1939 года украинское население Львова составляло около 15%. Вот они только и уцелели – город без людей.
Потому-то во Львове и Мариуполе очень по-разному помнят войну. Ведь мы в эту войну вступали в разных государствах. И жили по-разному. И опыт исторический был разный. Никто из нас в этом не виноват.
Ну какая Великая Отечественная для львовян, если СССР никогда не был для них Отечеством? Ну какая Великая Отечественная для Закарпатья, если они входили в состав Чехословакии, в 1939 году создали независимое государство Закарпатскую Украину, позже были захвачены фашистской Венгрией, а потом – навсегда «освобождены» Советским Союзом?
Если бы мы все в советской школе изучали не историю Великой Отечественной, а историю Второй мировой, нам бы сегодня было проще понять друг друга. Но в том-то и был коварный замысел – похоронить правду, скомкать историю, как шагреневую кожу, - до размеров одного героического государства, и оставить потомкам в наследство ложь, которая до сих пор раздирает народы на части.
Значит ли это, что сейчас наше прошлое должно продолжать разъединять нас?
Исторический гений Ярослав Грицак считает, что Украина не уникальна в своем стремлении примирить разные исторические памяти. Испания, Британия, Германия, Франция – все через это проходили.
С его точки зрения, лучший опыт – британский. Когда герои с той и другой стороны признаются частью общей истории. И все хорошее, что эти герои делали – превозносится, а всё плохое, что они делали, - осуждается.
Может быть, когда-нибудь и мы до этого дорастем. А пока будем сидеть на двух стульях, поминая 8 мая 42 миллиона погибших, а 9-го – радостно распевая «День Победы порохом пропах».
